Гностицизм — это обобщение тайных знаний в философии

Во II веке в христианстве по большей части царил беспорядок.

Отсутствие каких-либо «личных» сочинений Иисуса стало причиной появления различных документов, евангелий, трактатов и других сочинений подобного рода, которые можно рассматривать как косвенные откровения воплощения Сына Божия. В результате возникло много противоречивых идей и толкований. Но в общем их можно разделить на две школы.

Основную школу можно неофициально назвать буквализмом. Согласно ей, Иисус был реальным человеком, который жил и умер в Палестине, и он был Богом во плоти. Последователи этого направления полностью принимали его учения на веру.

Другая школа, известная как гностицизм, исчезла из истории за некоторыми исключениями, такими как катары и богомилы. В отличие от буквалистов, гностики заняли гораздо более радикальную позицию, которая была неприемлема для большинства христиан.

«Гнозис», или «тайные знания»

Слово «гностик» непосредственно указывает на их позицию. Определение, которое, кстати, гностики сами никогда не использовали, происходит от греческого слова gnostikos (т. е. тот, кто имеет «гнозис», или «тайные знания»).

Однако, поскольку школа подвергалась гонениям со стороны римской главенствующей церкви, очень мало гностических учений было доступно для изучения. Более того, до недавнего времени свидетельства были весьма необъективными и ненадежными.

• Единственная имеющаяся информация о гностицизме вытекает из трудов первых Отцов Церкви, большую часть которых составляют работы Иринея Лионского.
• В многотомнике «Против ересей» Ириней яростно нападает на таких представителей гностического христианства, как Керинф, Валентин, Василид и Маркион.
• Однако там же скрупулезный Ириней дает описание убеждений гностиков — единственное описание, имевшееся у историков до 1945 года, когда интерес к этой секте возродился благодаря случайному открытию.

В декабре 1945 года несколько жителей египетского поселка Наг-Хаммади направились к скале Джебель-аль-Тариф. Они искали сабах (птичий помет), а подножия скал — это идеальное место для поиска его отложений.

Одна из групп заметила глиняный сосуд рядом с большим валуном. В сосуде оказалась целая библиотека древних рукописей, датируемых не позднее чем IV веком нашей эры. Самые старые из них ученые впоследствии отнесли к I—II векам.

Большинство текстов — гностические сочинения в коптском (египетском) переводе, но изначально написанные на греческом языке. Несмотря на то что Ириней и отцы других церквей-противников, например Иустин Мученик, ссылались на многие из этих текстов в своих трудах, некоторые из них оказались совершенно неизвестными ранее.

Аккуратность, с которой были спрятаны свитки, свидетельствовала об уважении тех, кто нес за них ответственность. Считается, что это сделали гностики, возможно, монахи, в ответ на жесткие меры, предпринимаемые властями по отношению к инакомыслящим. Тех, кого уличали в хранении подобных еретических писаний, могли приговорить к смерти.

Во что же верили гностики?

Если бы Али аль-Самман, который первым обнаружил сосуд, мог прочитать тексты, то следующие слова его поразили бы:

Я дам вам то, чего не видели ни одни глаза, то, что не слышали ни одни уши, то, чего не касалась ни одна рука, и то, что не приходило в голову ни одному человеку.

Полное издание было собрано в 1977 году. Наконец ученые могли прочитать о том, во что же верили гностики. Исследователи больше не зависели от предвзятых работ их противников — появилась буквально сокровищница информации.

1. К ним относятся евангелия предположительно Фомы и Филиппа, тексты, описывающие деяния Петра и двенадцати апостолов, откровения, приписываемые Павлу и Иакову, и много других менее масштабных текстов.
2. Так почему гностики и их учение подвергались гонениям и почему их идеи считались настолько опасными, что их писания были исключены из канонизированного Нового Завета?
3. И, что более важно, почему так вышло, что даже сейчас, почти через 60 лет после находки и в течение 30 лет после того, как их перевели на английский, эти документы остаются неизвестными подавляющему большинству христиан?

Найденные документы отражают религиозные учения, которые возникли в I веке нашей эры. В то время последователи подобных доктрин, вероятно, появились и среди эллинизированной грекоговорящей диаспоры евреев, живших за пределами Святой земли.

Их интеллектуальным центром была Александрия — город, открытый как для новых, так и для старых идей, приходящих с верховьев Нила. Они не называли себя гностиками и давали себе разные имена: Святые, Дети Света, Совершенные. Эти названия использовали также ранние христиане и еще одна интересная религиозная группа, называвшаяся ессеи.

Реальность, сотворённая демиургом

Гностики считали, что Вселенная находится под влиянием двух противоположных сил: Света и Тьмы. И эта двойственность отражается в каждом человеке. Душа — это искра, которая исходит от Света, и она является частью положительной стороны. Но наши тела состоят из материи, а материя является частью Тьмы. То есть внутри человека происходит постоянный конфликт.

Душа заключена в сосуде тьмы, но при этом она никогда не забывает о своем божественном происхождении. Бог, источник света, направляет своих ангелов, которые имеют право забрать душу в ее настоящий дом — обитель Света или рай.

Гностики отрицали, что истинный Бог сотворил мир (это стало одной из основных причин конфликта с римской ветвью христианства). Они пришли к такому выводу, задавшись вопросом: если Бог есть добро, то почему он допускает существование зла в мире, который он создал сам? Как хороший Бог может не только терпеть, но и создавать зло как часть своей Вселенной?

У христиан и иудеев есть тому объяснение: зло порождает человек. Для гностиков это не было достаточно убедительным. Они утверждали, что Бог создал человека и в конечном счете он несет за него ответственность.

Так они пришли к выводу, что Бог, который сотворил мир в Ветхом Завете, ошибочно считал себя единственным Богом. Согласно убеждениям гностиков, существует другой Бог, высшая сущность чистого Добра и Света, Бог, не связанный с материей. Такой высший Бог не обладает человеческими чертами, и человек может постичь его только через божественную искру, которая находится внутри него самого.

Источник: http://www.fantazm-s.ru/publ/religija_i_socium/gnosticizm_tajnye_znanija_vne_zakona/273-1-0-1192

Гностицизм как наиболее влиятельная разновидность религиозно-философской мысли

Другой, более поздней по сравнению с филоновской разновидностью религиозной философии первых веков новой эры стал гностицизм. Его расцвет приходится на середину II в. Первоначально гностики претендовали на то, чтобы подвести философско-теологическую базу под формировавшееся в эту эпоху христианское вероучение. Некоторые из них принимали непосредственное участие в составлении «Посланий апостола Павла» и Евангелий.

Религиозно-философское течение гностицизма зародилось на востоке Римской империи.

Оно лишь отчасти было связано с иудейской религиозной мыслью, большая же часть его содержания была почерпнута из вавилонских, иранских, египетских и других ближневосточных религиозно-мифологических представлений.

Религиозно–мифологический синкретизм, интенсивно развивавшийся с начала эпохи эллинизма, получал в гностицизме свое «теоретическое» осмысление.

Для религиозно-философского развития поздней античности весьма характерно само наименование этого направления, происходящее от греческого слова gnosis, т. е. знание.

В религиозных кругах, чьё влияние всё более возрастало, знание стало означать не изучение реального мира и человека посредством науки и эмпирических доказательств, а толкование различных систем и образов ближневосточных религий и античных мифологических представлений.

Методом такого осмысления стало у гностиков, как и у Филона, аллегорическое, символическое истолкование мифов. Еще более широко, чем Филон, гностики прибегали при этом к помощи понятий греческой идеалистической философии, черпая их главным образом из платоновско-пифагорейского круга идей.

Они были убеждены в том, что получающиеся при этом системы представляют собой «знание», далеко возвышающееся над простой и наивной верой подавляющего большинства, которое не задумывается над содержанием религиозно-мифологических верований и понимает его буквально.

В действительности же гностические системы представляли собой фантастический конгломерат отдельных идеалистических понятий и положений, вырванных из философского контекста платонизма, пифагореизма или стоицизма и приспособленных кое-как к религиозно-мифологическим верованиям.

Эта особенность гностицизма отразила общую идеологическую атмосферу, господствовавшую в рассматриваемую эпоху и охарактеризованную в следующих словах Энгельса: «Это было время, когда даже в Риме и Греции, а еще гораздо более в Малой Азии, Сирии и Египте абсолютно некритическая смесь грубейших суеверий самых различных народов безоговорочно принималась на веру и дополнялась благочестивым обманом и прямым шарлатанством; время, когда первостепенную роль играли чудеса, экстазы, видения, заклинания духов, прорицания будущего, алхимия, каббала и прочая мистическая колдовская чепуха». К числу суеверий, перечисленных Энгельсом, следует добавить также вавилонскую по своему происхождению астрологию, которая в гностических построениях играла примерно ту же роль, какую физика играла в аристотелевской первой философии (метафизике).

Одной из основных черт, характерных для гностицизма, является дуалистическое понимание мира, в особенности социального. Подобное миропонимание восходит к иранскому зороастризму и к некоторым учениям греческой религиозно-философской мысли.

Согласно гностическим системам, борьба света и тьмы, добра и зла представляет собой космическое, природное явление. Она выступает в качестве борьбы материи, являющейся главной носительницей злого начала, и духа, воплощающего все светлое и доброе в человеческом и природном мире.

Эти религиозно-дуалистические представления обосновывали аскетические воззрения и аскетическую практику гностических общин.

Как и большая часть религиозных и религиозно-философских направлений рассматриваемой эпохи, гностики стремились к преобладанию духа над плотью, освобождению человека от греховных вожделений, обосновывая такие аскетические стремления теоретически.

Виднейшим представителем гностицизма был Валентин (ум. ок. 161), происходивший из Египта, но в середине II в. живший в Риме и имевший успех в возникшей там христианской общине.

Воззрения Валентина известны нам по изложению их одним из ранних христианских писателей Иринеем Лионским, который в конце того же столетия написал сочинение «Обличение и опровержение [учения], ложно именующего себя знанием».

Согласно этому источнику, Валентин учил, что последней основой бытия является некая таинственная и непознаваемая «полнота» (pleroma), лишенная всякого различения и оформления. Из нее рождаются тридцать эонов (греч.

aion — «век», затем«возраст», «поколение», «жизнь»), представляющих собой творческие мировые силы и одновременно абстрактно-мифологические существа.

По сообщению Иринея, Валентин и его последователи учили, что «в невидимых и неименуемых высотах сперва существовал какой-то совершенный эон, который называют первоначальным, первоотцом, глубинным… вот первая и родоначальная пифагорейская четверица, которую они называют корнем всего: именно – глубинный и молчание, потом ум и истина»; «сперва первоотец совокупился со своей мыслью, а единородный, т. е. ум, с истиной, слово с жизнью и человек с церковью».

Аналогичным образом рисует нам Ириней и воззрения другого виднейшего гностика этого века, Василида, происходившего из Сирии и жившего в Антиохии, Александрии, Иране.

Согласно этому источнику, Василид учил, что «сначала от нерожденного отца родился Нус, а от него родился Логос, затем от Логоса – Суждение, а от Суждения – Мудрость и Сила, а от Силы и Мудрости родились доблести, начала и ангелы, которых он называет первыми, и ими создано первое небо. Затем от них путем эманации образовались другие, которые создали другое небо, подобное первому».

Аналогичным образом возникли третье и четвертое небо, «затем подобным же образом созданы все новые и новые начала и ангелы и 365 небес; поэтому и год имеет такое число дней, соответственно числу небес».

Несмотря на всю фантастичность гностических философско-теологических представлений, им присуща одна черта, поднимающая их над ветхозаветным учением о творении мира и человека богом в течение нескольких дней.

Согласно воззрениям Валентина, Василида и других гностиков, «полнота», которая иногда истолковывается как великий мир, или Вселенная, существует искони, не имеет начала и порождает целый ряд эонов.

Отсюда враждебность гностиков иудейскому Ветхому завету и попытки некоторых из них (например, Маркиона, одного из вероятных авторов «Посланий апостола Павла» и Евангелий) игнорировать этот документ при разработке мифов и догматов христианского вероучения.

Как уже отмечалось, гностическая картина мира и человека основывалась на резко дуалистических представлениях, согласно которым в мире действуют два взаимоисключающих начала. Первое восходит к сугубо духовным, «пневматическим» стремлениям человека, второе же – к его низменным, плотским стремлениям.

Эта двойственность человеческих стремлений отражает раздвоенность в высшем мире эонов. Духовное начало возглавляется высшим эоном, отождествляемым с Христом, который, будучи свидетелем и участником первоначального происхождения мира, становится потом хранителем и спасителем человеческого рода.

Противоположный ему эон, носитель телесного и греховного начала, называется гностиками по-платоновски демиургом. Именно этот низший бог является творцом видимого телесного мира, который создан им благодаря использованию материи, и притом так, что демиург как бы и не знает того, что он сам же творит.

Существенно, что упомянутый выше Маркион отождествлял демиурга с ветхозаветным Яхве, подчеркивая национальную узость, злобность и ограниченность этого верховного иудейского бога. Понятно, что мир, созданный им, не может быть совершенным миром.

Эти представления отражали начавшийся процесс разделения между формирующимся христианством как межнациональной религией и иудаизмом – религией только одного еврейского народа.

Социальная сущность гностицизма не однозначна. У некоторых из авторов мы встречаемся с идеей социального равенства, т. е. с одной из основных идей христианства как идеологии низов общества. Однако учение о равенстве всех людей перед богом не было определяющим социальным учением, характерным для всех гностиков.

Первую из них составляют «плотские» люди (sarkikoi, hulikoi, somatikoi). Это язычники, привязанные к своим страстям и низменным побуждениям, не способные подняться над ними и осужденные на гибель.

Вторая состоит из «душевных» людей (psuhikoi, психики) и включает большинство иудеев и христиан, которые уже встали на путь раскаяния, диктуемый совестью, а тем самым и на путь спасения.

Но даже от них принципиально отличаются те немногие избранные, которых Валентин называет «духовными» людьми (pnevmatikoi, «пневматики»). Это и есть, собственно, гностики, способные к непосредственному общению и познанию подлинного бога.

Их вера не столь примитивна, как у «психиков», большинства христиан, и представляет собой подлинное знание, которое непосредственно внушено богом. Поэтому только свои теологические системы гностики считали единственно правильными, не подлежащими никакому контролю.

Только пневматики могут действительно рассчитывать на спасение.

Некоторые авторы видят в этом гностическом превознесении «духовных» людей первое проявление идеологии клира, формировавшегося в недрах ранних христианских общин, клира, уже противопоставлявшегося подавляющему большинству рядовых их членов.

Как показывает цитированная выше книга Иринея, епископа Лионского, уже к концу II столетия формировавшаяся официальная церковь стала вести борьбу с гностицизмом и отвергла его.

Это произошло прежде всего потому, что гностицизм представлял собой слишком сложное учение, мало или даже совершенно недоступное подавляющему большинству верующих.

Совершенно неприемлем был для христианской церкви отказ многих гностиков от Ветхого завета в пользу туманной псевдофилософской мифологии.

При всей своей непонятности для философского сознания, творение мира ветхозаветным богом в течение нескольких дней давало рядовым верующим наиболее доступное мировоззрение.

Вот почему Ветхий завет, вопреки желаниям многих гностиков, стал незыблемой основой христианской религиозности, несмотря на антииудейскую направленность Нового завета.

Гностицизм не был приемлем для христианской церкви и потому, что в иерархии эонов она справедливо усматривала пережиток языческой, политеистической мифологии. Наконец, крайний дуализм гностицизма, заключающийся в полной независимости материи от бога, ограничивал божественное всемогущество и тем самым подрывал монотеистическую идею.

Тем не менее, гностицизм отнюдь не исчез бесследно после своего официального поражения. О его влиянии на христианство свидетельствуют не только некоторые места из «Посланий апостола Павла» и цитированное выше начало «Евангелия от Иоанна», но и некоторые положения догматики христианства.

Использованная литература:

1. Соколов В. В.  Средневековая философия: Учеб. пособие для филос. фак. и отделений ун-тов. — М.: Высш. школа, 1979. — 448 с.

1. Александрийская школа. Филон Александрийский и его философия
2. Манихейство. Сущность и особенности вероучения
3. Философия неоплатонизма
4. Философия Августина Аврелия
5. Средневековая философия. Общая характеристика

Источник: http://www.mudriyfilosof.ru/2014/08/gnosticiz.html

Эрнст Блох и гностицизм: Русская философия : Руниверс

Нет сомнений, что в глазах любой традиционной религии философия Блоха должна быть признана ересью. Но не менее очевидно и то, что религиозное мышление оказало на Блоха решающее воздействие. Ниже мы попытаемся обсудить, о каком именно воздействии идет речь и к каким традициям восходят идеи Блоха.

Мировоззрение раннего Блоха, несомненно, определялось неким комплексом мистических идей. В молодости он постоянно обращался к мистике в самых разных ее формах и, скорее всего, относился к ней серьезно, ощущая ее частью своего непосредственного духовного опыта.

Уже в диссертации о Риккерте «моторная» интенция познания, направляющая его вовне и придающая ему темпоральность, сопровождается мистической, интуитивной, обращающей субъекта вовнутрь и одновременно погружающей в сердцевину, в самую сокровенную тайну каждого предмета, в грезу его.

С тех пор мистическое как непосреждственно очевидное и вместе с тем выходящее за пределы обычной данности мира стало важным элементом утопической философии. В таком интеллектуальном развитии не было ничего удивительного.

И дело не только в отчетливом воздействии на Блоха немецкой мистики и немецкой же спекулятивной мысли. Религиозно-философский дискурс давал утопическому философствованию необходимую универсалистскую перспективу2.

В «Духе утопии» мистические настроения естественным образом соединяются с искусством экспрессионизма и вдохновляются им. В частности, обсуждая Ван Гога и Сезанна3, Блох соотносит свое мышление с общими принципами экспрессионистской эстетики и находит в современном ему искусстве «целостное экстатическое созерцание» субъективности4.

Благодаря сверхъестественной силе искусства вещи перестают быть мертвым антуражем, вечной тавтологией, и когда в них мы встречаемся с самими собой, видим наконец человеческий лик, и эта одушевленная мистическая вселенная оказывается всечеловеком («макантропосом»), тавтология рушится, возникает новый мир.

Наследие экспрессионизма несомненно проявляется и во внимании к простым, часто незаметным мелочам и вообще к предметности повседневной жизни5. Эстетика становится обоснованием философии истории, а мистическое переживание искусства легко переходит в эсхатологию.

Новая эсхатологическая очевидность дарует нам истину, «которая не берет больше, а дает, которая больше не постигает, а, именуя, трудами и молитвами назначает»6.

Впоследствии на волне жесткой критики иррационализма (которая, впрочем, есть уже в «Духе утопии») Блох сдержаннее пишет о мистических прозрениях, заменяет призывы к новой церкви и к истине как молитве7 марксистскими идеалами неотчужденного социального бытия, а поиски Бога – диалектическим взаимодействием человеческого труда и становящейся природы. Но неприятие научной рациональности осталось и в поздних работах – ведь само обоснование утопического философского проекта не является рассудочным, философские идеалы Блоха – прежде всего предмет аффективной убежденности, даже веры, но отнюдь не какой-то рациональной реконструкции или следования строгим гносеологическим стандартам.

Он не случайно называл свою доктрину политической мистикой8. В первом издании «Духа утопии» предпринята попытка переосмысления различных эзотерических идей, которыми жила его эпоха, например теософии9.

Именно в этом контексте Блох пишет о поиске в новом слове новых предметов философствования и «быть может, даже возрожденной мистики»10. Однако вписать тексты Блоха в рамки какого-то одного учения не удается.

Тем не менее следы разных эзотерических доктрин в этих текстах, несомненно, остались, не только выдавая интересы автора, но и свидетельствуя о попытке интеграции разнородных смыслов, – амбиции, которая явно владела Блохом в 1910-е годы.

По-видимому, вдохновение ранний Блох черпал не только и не столько из первоисточников мистической литературы, сколько из разного качества компилятивных сочинений, попадавших ему под руку.

В частности, сведения о еврейской мистике и особенно о книге «Зогар» он, по его собственному признанию, почерпнул из четырехтомного компилятивного труда «Философия истории» (1827-1853) Ф. Й. Молитора (1779-1860), друга и ученика Баадера, знатока иудейской религии и эзотеризма11.

Под руку ему попадались и другие сочинения, например, оккультные книги теософа конца 19 в. Франца Гартмана12. Этим, возможно, и объясняется явная эклектичность эзотерических интуиций Блоха, его нежелание примыкать к какой-то одной традиции.

Разумеется, влияние гностицизма на раннего Блоха не подлежит сомнению. Но что такое гностицизм, как его определить и почему Блоха можно назвать гностиком? Дать однозначное и всецело удовлетворительное определение гностицизма невозможно13, хотя ничто не мешает пользоваться этим термином менее строго, отсылая к некоторому комплексу идей.

Под гнозисом обычно понимается тайное знание, обращенное лишь к избранным и им одним доступное, знание о возникновение космоса и будущем спасении (также возможном лишь для избранных), а под гностицизмом – весьма гетерогенная совокупность религиозных учений II в.

Душа заброшена в мир, созданный не подлинным Богом (который абсолютно запределен и непостижим), а злым демиургом, но в ней есть божественная искра, которая дает надежду на спасение – возвращение всех вещей к истинному божеству, от которого они отпали.

Гнозис, объединяя знающего (гностика) и объект познания (божественную искру в глубинах субъективности), – это и есть процесс восстановления утраченного единства.

Спасение, искупление (Erlösung) для гностика происходит мгновенно и связано с той самой сокровенной частью его души, которая соприкасается с Богом.

Более общие гностические мотивы – это дуализм (онтологический, а равно и гносеологический), неизбежный скепсис по отношению к позитивному научному знанию и прогрессу14, представление о внешнем мире и реальности тела15 как о грандиозной иллюзии, в основе которой – хаос, надежда на преодоление этой иллюзии путем самоуглубления и экстатического опыта. Гнозис позволяет выйти за пределы вещного мира, указать вещам их «утопическую судьбу»16, постичь мировой процесс борьбы света и тьмы и найти себе место в этом процессе.

Блох познакомился с гностицизмом в том числе и через Лукача, активно интересовавшегося гностическими темами в Гейдельберге, особенно в 1911 г., в эпоху их наиболее интенсивного общения. Конечно, мог на него повлиять и Шеллинг17. Блох активно пользуется гностической терминологией, ссылается на гностиков18, а главное – использует их идеи.

Надо сказать, что гностическая метафорика не исчезает и в поздних текстах Блоха. Вселенская тьма и новый свет, надежду на который несет новое искусство, появляются в статьях об экспрессионизме 1930-х годов19.

«Принцип надежды» начинается с гностической стилизации: «Кто мы? Откуда мы? Куда мы идем? Чего мы ждем? Что ждет нас?»20. Именно на эти вопросы должен дать ответ гностик, и именно в такой роли мыслит себя Блох. Заканчивается же эта книга так: «…

в мире возникнет то, что является всем в детстве, но где еще никто не был: родина»21. Эта фраза, которая, по мнению, Якоба Таубеса22,есть некая вариация из Маркиона в трактовке Адольфа фон Гарнака (вопрос о том, был ли еретический писатель II в. н. э.

Маркион гностиком, мы здесь подробно рассматривать не будем), характеризует ключевой парадокс философии Блоха: в мире через нас возникает нечто радикально новое, которое вместе с тем исходит из сокровеннейших глубин нашей личности.

Весь тот пафос мироотрицания, который был столь характерен для гностиков, остается и у Блоха: «Мир сей – это ошибка, он ничтожен, и пред лицом абсолютной истины единственное его право – погибнуть»23. Природа – тюремная клетка, в которой томится человечество24.

Убогому, падшему материальному миру, силам тьмы, противостоит светлая сила субъективности. Лишь после апокалиптического переворота станут различимы окончательные контуры нового мира. Способствовать этой революции должно, согласно молодому Блоху, тайное, непроявленное знание.

В частности, он говорит и о божественной искре, о сокрытом бытии божества в глубинах человеческой души25, о дуализме Бога творения, мира сего, и Бога спасения и любви, который еще не пришел26.

«Плохой» Бог выступает в разных обличьях, но всюду как враг, кровавый тиран, владыка мира несправедливости и угнетения, свою власть и лишь ее отождествляющий с законом, «солидный Господь для солидных господ», владыка застывшего и прогнившего языческого царства — катехона.

«Застывшего», ибо не дающего осветить мир силам души, «прогнившего», ибо без этого мистического света мир не исполнит своего предназначения, не выйдет за пределы плоской и унылой самореференции, то есть за свои собственные пределы.

Само представление о том, что знание есть некий инструмент преобразования мира, искупления, что обретение знания эквивалентно спасению – объединяет гностицизм с марксизмом, поэтому нет ничего удивительного в том, что заключительную часть «Духа утопии» Блох снабдил заглавием «Карл Маркс, смерть и апокалипсис»28, на первый взгляд, весьма эксцентричным. Познание законов капитализма, понимание неизбежности его конца, осознание глубокой несправедливости капиталистической эксплуатации должно, по Марксу, в конце концов взорвать наш мир изнутри. Гностики говорят, конечно, о другом знании, но Блоху важен их революционный пыл, и ради него он мог не замечать спутанности некоторых гностических построений.

Эсхатология раннего Блоха, несомненно, отмечена воздействием Маркиона. Как и Маркион, Блох прокламирует радикальное уничтожение старого мира и столь же радикальное его обновление. Оно происходит в глубинах души, но «вещи просыпаются вместе с нами», «ищут своего поэта»29, и весь мир переживает некое утопическое перерождение.

Отметим, что в одно время с «Духом утопии» писалась и опубликованная в 1921 г. книга Адольфа фон Гарнака «Маркион.

Евангелие чуждого бога»30, где учение Маркиона объявлялось ключевым для понимания возникновения христианства как самостоятельной религии.

Отказ от иудаизма и от Ветхого завета, отрицание связи между Богом-Отцом и Христом, утверждение совершенно новой религии – все эти черты маркионизма способствовали, по Гарнаку, автономизации христианства.

Надо сказать, что идеи Гарнака оказались частью напряженной политической атмосферы Германии 1920-х годов.

Отказ от иудейской религии, своеобразный «антисемитизм» Маркиона31 и предложение Гарнака убрать из христианского канона Ветхий завет32 не способствовали мирному диалогу между христианами и иудеями.

В этом контексте синкретизм Блоха, у которого Маркион – выразитель радикального мессианизма и тем самым – глубочайшей истины еврейской духовности, – особенно бросается в глаза.

Мы могли бы, конечно, сказать, что под еврейской духовностью Блох понимает особое мессианское направление в еврейском мистицизме34, однако у него нет такой дифференциации.

«Метафизический антисемитизм» Маркиона ранний Блох ценит гораздо выше «священной ойкономии» Ветхого завета, в которой мессианские небеса из педагогических соображений спускаются на землю35.

Маркион провозглашает радикально иное, вместе с апостолом Павлом, которого берет себе в союзники, противопоставляя иудейский закон Евангелиям. При этом аскетизм Маркиона у Блоха не противоречит гуманизму – бунт против религиозных догм и авторитетов означает помимо прочего поворот к человеку36.

Конечно, не все идеи гностиков попали в тексты Блоха. Например, хотя он использует гностические представления о плероме (божественной полноте), но почти не говорит о трансцендентном генезисе37 — первой стадии развития мира. Его скорее интересует радикальный дуализм гностиков и представление о том, что именно тайная жизнь человеческой души – источник спасения всего мира38.

Интересно, что идея активного, становящегося Бога, который спасает не только мир и человека, но и самого себя, встречается и у Франца Розенцвейга в «Звезде спасения»39.

Рассуждая о вечности Бога, он пишет, что для Него спасение (избавление), творение и откровение – суть одно и то же, ибо Он стоит вне времени – время нужно человеку и миру, чтобы спастись. Конечные и связанные со временем дистинкции Спасителя и спасаемого для вечного Бога недействительны40.

«Лишь в избавлении Бог превратится в то, что повсюду разыскивалось легкомысленным человеческим мышлением, но так нигде и не нашлось, потому что нигде еще и не могло найтись, ибо этого еще не было: Все и Одно»41.

Надо сказать, что зависимость судьбы Бога от судьбы мира – важная идея Бубера, обсуждавшаяся в его ранних лекциях о еврейской религиозности. Блох высказывается в этом же духе: окончательный суд ждет и Бога, и человека42.

Конечно, мыслить действия Бога, не накладывая на них привычных антропологических схем, трудно, отсюда сложная космическая метафорика у Розенцвейга и двусмысленный, загадочный текст у Блоха, отсылающий к необычному и непрозрачному опыту.

Перенимая стиль мысли гностиков, Блох вместе с тем отвергает гностический миф как миф, его в принципе не устраивает мифология.

Говоря о чуждости человека миру, о его удаленности от Бога как об аномалии, он утверждает, что не получится упразднить такое положение вещей, описывая переживания в абстрактных аллегориях или в традиционной символике.

В пышной и отягощенной подробностями гностической мифологии Блоху недостает личностной непосредственности, которую он стремится привнести в свои тексты.

______________

ПРИМЕЧАНИЯ: 1 См.: Tendenz-Latenz-Utopie. S. 112-114.

• ___________
• ОБ АВТОРЕ:
• Иван Алексеевич Болдырев — историк философии, кандидат философских наук, преподаватель Высшей школы экономики (НИУ–ВШЭ), переводчик, публицист.

07.04.2011

Источник: https://runivers.ru/philosophy/logosphere/60590/

Гностицизм — древо

Статья из энциклопедии «Древо»: drevo-info.ru

Гностици́зм (от греч. γνωδτικόζ – познающий) (гностика, гнозис, или гносис), так называется совокупность религиозно-философских (теософских) систем, которые появились в течение двух первых веков нашей эры и в которых основные факты и учение христианства, оторванные от их исторической почвы, разработаны в смысле языческой (как восточной, так и эллинской) мудрости.

От сродных явлений религиозно-философского синкретизма, каковы неоплатонизм, герметизм, гностицизм отличается признанием христианских данных, а от настоящего христианства – языческим пониманием и обработкою этих данных и отрицательным отношением к историческим корням христианства в еврейской религии.

В этом последнем отношении гностицизм стоит в особенно резкой противоположности к иудействующим сектам в христианстве, с одной стороны, а с другой стороны – к каббале, которая представляет языческую обработку специфически еврейских религиозных данных.

Происхождение гностицизма

• Общие условия для возникновения гностицизма, как и других сродных явлений, были созданы тем культурно-политическим смешением различных национальных и религиозных стихий древнего мира, которое начато было персидскими царями, продолжалось македонянами и завершено римлянами.
• Источник гностических идей в различных языческих религиях, с одной стороны, и учениях греческих философов – с другой, ясно сознавался с самого начала и подробно указан уже автором Φιλοσοφου̃μενα (Ипполитом), хотя в частности не все его сближения одинаково основательны.
• Несомненно, во всяком случае, что те или другие национально-религиозные и философские факторы в различной мере участвовали в образовании тех или других гностических систем, а также то, что в различные комбинации уже существовавших идей привходила, с большею или меньшею силою и оригинальностью, и личная умственная работа со стороны основателей и распространителей этих систем и школ.

Разобрать все это в подробностях тем менее возможно, что писания гностиков известны нам только по немногим отрывкам и по чужому, притом полемическому изложению. Это предоставляет большой простор гипотезам, из которых одна заслуживает упоминания.

В XIX в. некоторые ученые (напр., ориенталист И.И. Шмидт) ставили гностицизм в специальную связь с буддизмом.

Достоверно тут только: 1) что со времени походов Александра Македонского Передняя Азия, а через нее и весь греко-римский мир сделались доступны влияниям из Индии, которая перестала быть для этого мира неведомой страною, и 2) что буддизм был последним словом восточной «мудрости» и доныне остается самой живучей и влиятельной из религий Востока.

Но с другой стороны, исторические и доисторические корни самого буддизма далеко еще не вскрыты наукою. Многие ученые не без основания видят здесь религиозную реакцию со стороны темнокожих доарийских обитателей, а этнологическая связь этих индийских племен с культурными расами, издавна населявшими Нильскую долину, более чем вероятна.

Общей племенной почве должен был соответствовать и общий фон религиозных стремлений и идей, на котором в Индии, благодаря воздействию арийского гения, образовалась такая стройная и крепкая система, как буддизм, но который и в других местах оказывался не бесплодным.

Таким образом, то, что приписывается влиянию индийских буддистов, может относиться к более близкому воздействию их африканских родичей, тем более, что высший расцвет гностицизма произошел именно в Египте.

Если внешняя историческая связь гностицизма специально с буддизмом сомнительна, то содержание этих учений несомненно показывает их разнородность. Помимо различных, чуждых буддизму религиозных элементов, гностицизм вобрал в себя положительные результаты греческой философии и в этом отношении стоит неизмеримо выше буддизма.

Несомненную связь с гностицизмом имеет другая, ничтожная по своему распространению сравнительно с буддизмом, но во многих отношениях весьма любопытная религия мандейцев или сабиев (не смешивать с сабеизмом в смысле звездопоклонства), доныне существующая в Месопотамии и имеющая свои священные, древнего происхождения, хотя и дошедшие до нас в более поздней редакции книги.

Эта религия возникла незадолго до появления христианства и находится в какой-то невыясненной связи с проповедью св. Иоанна Крестителя; но догматическое содержание мандейских книг, насколько его можно понять, заставляет видеть в этой религии прототип гностицизма. Само слово манда, от которого она получила название, значит по-халдейски то же, что греческое γνω̃σιζ (знание).

Некоторые писатели, напр. Баур, говорят об «иудейской гнозе» (помимо кабаллы), но это более соответствует априорным схемам этих писаиелей, нежели исторической действительности.

Основные черты гностицизма

В основе этого религиозного движения лежит кажущееся примирение и воссоединение божества и мира, абсолютного и относительного бытия, бесконечного и конечного. Гностицизм есть кажущееся спасение.

Гностическое мировоззрение выгодно отличается от всей дохристианской мудрости присутствием в нем идеи определенного и единого целесообразного мирового процесса; но исход этого процесса во всех гностических системах лишен положительного содержания: он сводится, в сущности, к тому, что все остается на своем месте, никто ничего не приобретает.

Жизнь мира основана только на хаотическом смешении разнородных элементов (σύγχυσιζ άρχική), и смысл мирового процесса состоит лишь в разделении (διάκρισιζ) этих элементов, в возвращении каждого в свою сферу.

Мир не спасается; спасается, т.е. возвращается в область божественного, абсолютного бытия только духовный элемент, присущий некоторым людям (пневматикам), изначально и по природе принадлежащим к высшей сфере. Он возвращается туда из мирового смешения цел и невредим, но без всякой добычи.

Ничто из низшего в мире не возвышается, ничто темное не просветляется, плотское и душевное не одухотворяется. У гениальнейшего из гностиков, Валентина, есть зачатки лучшего миросозерцания, но оставшиеся без развития и влияния на общий характер системы.

Наиболее трезвый философский ум между ними – Василид – отчетливо выражает и подчеркивает ту мысль, что стремление к возвышению и расширению своего бытия есть лишь причина зла и беспорядка, а цель мирового процесса и истинное благо всех существ состоит в том, чтобы каждое знало исключительно только себя и свою сферу, без всякого помышления и понятия о чем-нибудь высшем.

С этой основной ограниченностью гностицизм логически связаны и все прочие главные особенности этого учения. Вообще гностические идеи, несмотря на свою фактическую и мифологическую оболочку, по содержанию своему суть плод более аналитической, нежели синтетической работы ума.

Далее, все гностические системы отвергают самый корень общения между абсолютным и относительным бытием, отделяя непроходимой пропастью верховное Божество от Творца неба и земли.

Этому разделению первоначала мира соответствует и разделение Спасителя.

Единого истинного Богочеловека, соединившего в себе всю полноту абсолютного и относительного бытия, гностицизм не признает: он допускает только Бога, показавшегося человеком, и человека, казавшегося Богом.

Это учение о призрачном богочеловеке, или докетизм, так же характерно для гностической христологии, как разделение между верховным Божеством и творцом мира – для теологии гностицизма.

Призрачному спасителю соответствует и призрачное спасение. Мир не только ничего не приобретает благодаря пришествию Христа, а напротив, теряет, лишаясь того пневматического семени, которое случайно в него попало и после Христова явления извлекается из него.

Гностицизм не знает «нового неба и новой земли»; с выделением высшего духовного элемента мир навеки утверждается в своей конечности и отдельности от Божества. С единством Бога и Христа отрицается в гностицизме и единство человечества.

Род людской состоит из трех, по природе безусловно разделенных, классов: материальных людей, погибающих с сатаною, душевных праведников, пребывающих навеки в низменном самодовольстве, под властью слепого и ограниченного Демиурга, и духовных, или гностиков, восходящих в сферу абсолютного бытия.

Но и эти от природы привилегированные избранники ничего не выигрывают через дело спасения, ибо они входят в божественную плерому не в полноте своего человеческого существа, с душой и телом, а только в своем пневматическом элементе, который и без того принадлежал к высшей сфере.

Первое из этих направлений – аскетизм – более прилично для людей душевных, а второе – нравственная распущенность – более подобает совершенным гностикам, или людям духовным. Впрочем, этот принцип не всеми сектами проводился с полной последовательностью.

Итак, гностицизм характеризуется непримиримым разделением между Божеством и миром, между образующими началами самого мира, наконец, между составными частями в человеке и человечестве. Все идейные и исторические элементы, входящие в христианство, содержатся и в гностицизме, но только в разделенном состоянии, на степени антитез.

Классификация гностических учений

Указанный основной характер гностицизма по степени своего проявления может служить руководством и для естественной классификации гностических систем.

Неполнота источников и хронологических данных, с одной стороны, и значительная роль личной фантазии в умозрении гностиков – с другой, допускают лишь крупные и приблизительные деления.

В предлагаемом мною делении логическое основание совпадает с этнологическим.

1. Я различаю три главные группы: 1) существенная для гностицизма непримиримость между абсолютным и конечным, между Божеством и миром является сравнительно в скрытом и смягченном виде.
2. Происхождение мира объясняется неведением или ненамеренным отпадением или отделением от божественной полноты, но так как результаты этого отпадения увековечиваются в своей конечности и мир с Богом не воссоединяется, то основной характер гностицизма остается и здесь во всей силе.
3. Творец неба и земли – Демиург, или Архонт, – является и здесь совершенно отдельным от верховного Божества, но не злым, а только ограниченным существом.

Этот первый вид представлен гностицизмом египетским; сюда принадлежат как зачаточная форма гностицизма в учении Коринфа (современника ап. Иоанна Богослова и «наученного в Египте», по свидетельству св.

Иринея), так и самые богатые содержанием, наиболее обработанные и долговечные учения, а именно системы Валентина и Василида – Платона и Аристотеля, с их многочисленными и разнообразно разветвленными школами; сюда же должно отнести египетских офитов, оставивших нам памятник своего учения на коптском языке в книге «Пистис София».

2) Гностическое раздвоение выступает с полной резкостью именно в космогонии: мир признается прямо злонамеренным созданием противобожественных сил.

Таков гнозис сиро-халдейский, куда принадлежат азиатские офиты или нахашены, ператы, сифиане, каиниты, елкезаиты, последователи Юстина (не смешивать со св.

Иустином Философом и мучеником), затем Сатурнил и Вардесан; связующим звеном между египетским и сиро-халдейским гнозисом могут служить последователи Симона Волхва и Менандра.

3) Гнозис малоазийский, представляемый главным образом Кердоном и Маркионом; здесь гностические антитезы выступают не столько в космогонии, сколько в религиозной истории; противоположность – не между злым и добрым творением, а между злым и добрым законом (антиномизм), между ветхозаветным началом формальной правды и евангельской заповедью любви.

Литература

• «Πίοτιζ Σοφία», изд. Петерманна;
• св. Иринея Лионского пять книг против ересей (многократно издавались со времен Эразма Роттердамского; есть русский перевод священника П.А. Преображенского, М. 1871);
• Ипполита «Ελεγχοζ κατά πασω̃ν αίρέσεων», первое изд. Е. Miller (Оксфорд, 1851);
• Климента Александрийского, в «Строматах» и в «Έπιτομαί έκ τω̃ν Θεοδότου κτλ». Значение второстепенных источников имеют сочинения против гностиков Тертуллиана, св. Епифания и бл. Феодорита. Из новейших исследователей Г. следует назвать Hilgenfeld'a и в особенности Harnack'a («Zur Quellenkritik der Geschichte des Gnostizismus» и др.);
• На русском языке есть замечательное сочинение прот. А.М. Иванцова-Платонова «Ереси и расколы первых трех веков», посвященное преимущественно Г., но, к сожалению, остановившееся на первом томе (исследование источников).

Источники

• Христианство: Энциклопедический словарь: в 3 т.: Большая Российская Энциклопедия, 1995.

Источник: https://drevo-info.ru/articles/2933.html

Гностицизм

подход Иустина Философа: античная философия готовила людей к принятию христианства. Христос есть Логос, и семя его было дано и Сократу, и другим философам.

Патристика

2В 325 году император Константин добился становления христианства как государ­ ственной религии. Появилось официальное монашество, поскольку считалось, что жизнь христианина — война не только внешняя против гонений, но и внутренняя, против страстей; появляется аскетическая литература.

Здесь христианство неожиданно схоже с фрейдизом: оба учения утверждают, что страсти существуют, но христианство считает, что их можно побороть. Основал монашество Антоний Египетский, утверждавший, что «как тело в утробе матери развивается до рождения, так и душа, выходящая из тела несовершенной не мо­ жет оказаться с Богом».

На Востоке проповедовал Василий Кесарийский, говоривший, что «беспечность — враг христианина».

Мир, как творение художественное, обладает удивительной красотой, превосходящей все возможные работы человека. Здесь прослеживается телеологизм Аристотеля — в мире всё создано для какой-тофункции.

По Григорию Нисскому, функция человека есть правитель и оцениватель Божьеготворения-мира.Для этого Бог наделил его всеми качествами: дал руки и прямохождение.

Изучение человека как самого первого чуда природы представляло особой интерес.

Августин Аврелий

Отец христианской церкви, написал труды «Исповедь», «О граде Божьем». Августин знаменателен тем, что одним из первых античных авторов исследовал внутренний мир человека, а не внешний; как пример, из десятой книги («Что такое Бог?»).

Гносеология. Августин впервые обращает внимание на память: душа человека это его память, в которой он ходит, но до конца не понимает её. В памяти знания человека име­ ют другую форму, нежели образы, полученные чувствами; эти знания находятся в месте, которое не является местом.

Запомненные законы грамматики и математики не образы, а некоторая другая реальность; мысли, которые обозначаются этим звуком, нельзя получить телесным образом, как же они попадают в меня? По мнению Августина, внутреннее созерца­ ние — то, как попадают знания в наше понимание. Он выделяет 4 душевных переживания: страсть, радость, печаль, страх.

Августин также размышляет о времени: нет будущего, есть только надежды; есть только настоящее прошлого, настоящее настоящего, настоящее будущего.

2 Здесь и до конца параграфа приводится по записям АршавираТер-Габриеляна.

Источник: https://StudFiles.net/preview/6268763/page:8/